logo
Учебное пособие по психологии и педагогике

Развития представлений о психике человека в период античности

Еще две тысячи лет назад древние египтяне догадывались о связи разума с мозгом. (“Хирургический папирус”). В 5 в до н.э. греческий философ Алкмеон говорил, что головной мозг – седалище души и сознания. По мнению других ученых душа, обитала в сердце или желудке. Аристотель полагал, что мозг служит лишь как орган охлаждения тела.

Первые факты, научно доказавшие роль мозга в произвольных ощущениях и движениях, были получены римским врачом Галеном (2 в. до н.э.) Для выяснения функций различных органов Гален предложил метод, который позднее стал называться методом разрушения (экстирпации). У подопытного животного удаляют орган или его часть и по возникшему расстройству функций определяют значение удаленного органа. Гален обнаружил, что мозг связан нервами со всеми органами. Если перерезать нерв, связывающий мозг и мышцу, то мышца перестает действовать, обездвиживается. Перерезка нервов, отходящих от органов чувств, приводит к тому, что животное утрачивает способность воспринимать предметы.

Он также установил, что в головном мозге имеются желудочки, наполненные жидкостью. Из этого он заключил, что нервы являются тончайшими трубками, по которым от мозга к органам и от органов к мозгу перемещается особая жидкость – психическая пневма. Эта идея, которую современные ученые считают ошибочной, долгое время была распространена.

Античность ознаменовала собой новый этап в истории человечества, культурный расцвет, возникновение многочисленных философских школ, появление выдающихся исследователей (чего только стоят такие имена, как Платон, Аристотель) и первые попытки подвести под явления окружающего мира философскую, а часто и научную основу. Именно в период расцвета античной культуры и были предприняты первые попытки понять и описать психику человека.

Появление психологии в Древней Греции на рубеже VII-VI вв. до н.э. было связано с необходимостью становления объективной науки о человеке, рассматривавшей душу не на основе сказок, мифов, легенд, а с использованием тех объективных знаний (математических, медицинских, философских), которые возникли в тот период. В то время психология входила в науку, изучавшую общие закономерности общества, природы и человека. Эта наука получила название натурфилософии (философии), в течение долгого периода времени, почти 20 веков, психология оставалась частью философии. Естественно, что в обширном предмете философии к психологии относилась область, связанная в первую очередь с человеком, да и само исследование души (психики) связывалось преимущественно с особенностями психики человека. В то же время область психического не ограничивалась человеком, но распространялась на весь мир. Такой подход получил название панпсихизм - направление, которое считает весь мир одушевленным и наделенным душой. В течение нескольких веков (примерно до III в. до н.э.) разница между психикой человека и животных рассматривалась как чисто количественная, а не качественная.

От философии психология взяла важное для любой науки положение о необходимости строить свои теории на основе знания, а не веры. Стремление избежать сакральности, т. е. соединения веры со знанием, а не с разумом, стремление доказать правильность высказанных взглядов и было самым важным отличием научной, философской психологии от донаучной.

Первые представления о душе, возникшие на основе мифов и ранних религиозных представлений, выделили некоторые функции души, прежде всего, энергетическую, побуждающую тело к активности. Эти представления и легли в основу исследований первых психологов. Уже первые работы показали, что душа не только побуждает к действию, но и регулирует активность индивида, а также является главным орудием в познании мира. Эти суждения о свойствах души и стали ведущими в последующие годы. Таким образом, важнейшим для психологии в античный период было изучение того, как душа придает активность телу, как она регулирует поведение человека и каким образом познает мир. Анализ закономерностей развития природы привел мыслителей того времени к идее о том, что душа материальна, т.е. состоит из тех же частиц, что и окружающий мир.

Все в мире имеет свою первооснову - элемент, являющийся первой и главной составляющей всех объектов, архе. Исследования окружающего мира привели ученых VII-V вв. до н.э. к мысли о том, что архе - это тот элемент, без которого не может существовать мир и все в нем, поэтому, как и все в природе, этот жизненно важный элемент должен быть материален. Так, Фалес (VI в. до н.э.), на концепцию которого повлияли воззрения египтян, считал, что первоосновой, душой является вода, так как вода (например, Нил, от которого зависели урожаи). Анаксимен (V в. до н.э.) вечно движущимся и вечно живым началом считал воздух.

Необходимо отметить, что на взгляды древнегреческих ученых повлияли разнообразные философские и психологические концепции, в том числе и древнеиндийские веды, в частности учение о том, что важнейшим свойством (праной) жизни является дыхание (диада - атман-брахман). Отражение этих идей можно увидеть в теории Анаксимена и других греческих ученых, связывавших архе с дыханием, воздухом, ветром. Идея о том, что пневма (воздух, движение) является одной из составляющих души, прослеживается и в более позднее время, например в концепции Эпикура.

Распространенность мнения о материальности души находит свое подтверждение в том, что в самом начале развития психологии ученые считали главным качеством души активность, т. е. утверждали, что душа - это, прежде всего энергетическая основа тела, которая приводит инертное, пассивное тело в движение.

Одним из первых направлений был - анимизм, который рассматривал психику человека во многом с точки зрения мифологии и психологии богов (как известно мифология в период античности была особенно развита), анимизм рассматривал именно поведение и мышление богов, изучал их жизнь.

Знакомясь с представлениями о человеческой психологии по древним мифам, нельзя не восхититься тонкостью понимания людьми богов, наделенных коварством или мудростью, мстительностью или великодушием, завистью или благородством - все­ми теми качествами, которые творцы мифов познали в земной практике своего общения с ближними. Эта мифологическая картина мира, где тела заселяются ду­шами (их “двойниками” или призраками), а жизнь за­висит от настроения богов, веками царила в общест­венном сознании, и именно ее изучали те, кто в своих исследованиях опирался на анимизм.

Настоящей революцией в развитии мысли стал пе­реход от анимизма к гилозоизму (от греч. слов, означа­ющих “материя” и “жизнь”), в соответствии с которым весь мир, космос считался изначально живым; границы между живым, неживым и психическим не проводи­лось - все они рассматривались как порождения еди­ной живой материи. Это философское уче­ние стало великим шагом на пути познания природы психического. Гилозоизм покончил с анимизмом (хотя последний и продолжал на протяжении столетий, вплоть до наших дней, находить множество приверженцев считавших душу внешней по отношению к телу сущ­ностью) и впервые подчинил душу (психику) общим за­конам природы, естества, утвердив непреложный и для современной науки постулат об изначальной вовлечен­ности психических явлений в круговорот природы.

Гилозоисту Гераклиту (конец VI—начало V в. до н. э.) космос представлялся в образе “вечно живого огня”, а душа (“психея”) - в образе его искорки. Все сущее подвержено вечному изменению: “Наши тела и души текут как ручьи”. Другой афоризм Гераклита гласил: “Познай самого себя”. Но в устах философа это вовсе не означало, что познать себя - значит уйти вглубь собственных мыслей и переживаний, отвлечься от всего внешнего. “По каким бы дорогам ни шел, не найдешь границ души, так глубок ее Логос”, - учил Гераклит. Термин Логос, введенный Гераклитом, со временем приобрел великое множество смыслов, но для него самого он означал закон, по которому “все течет”, по которому явления переходят друг в друга. Малый мир (микрокосм) отдельной души идентичен макрокосму всего миропорядка; следовательно постигать себя (свою “психею”) - значит углубляться в закон (Логос) который придает непрерывно текущему ходу ве­щей сотканную из противоречий и катаклизмов дина­мическую гармонию. После Гераклита (его называли “темным” из-за трудности понимания и “плачущим”, так как будущее человечества он считал еще страшнее настоящего) в запас средств, позволяющих читать “книгу природы” со смыслом, вошла идея закона, ко­торый правит всем сущим, в том числе - безостановоч­ным течением тел и души, когда “нельзя дважды вой­ти в одну и ту же реку”.

Идея Гераклита о том, что от закона (а не от про­извола богов-властителей неба и земли) зависит ход вещей, получила свое развитие у Демокрита. Сами боги в его изображе­нии - это не что иное как сферические скопления огненных атомов. Человек также создан из различных сортов атомов; самые подвижные из них - атомы огня, образующие душу.

Единым и для души, и для космоса Демокрит при­знавал закон не сам по себе, а закон, согласно кото­рому нет беспричинных явлений: все они суть неотвратимый результат соударения атомов. Случайными же люди называют те события, причин которых не знают.

Демокрит был дружен с Гиппократом, знаменитым медиком, изучав­шим устройство человеческого организма и исследовав­шим причины болезней. Главной причиной различий между здоровым и больным человеком Гиппократ счи­тал пропорции, в которых находятся в организме раз­личные “соки” (кровь, желчь, слизь); эти пропорции он называл темпераментами. С именем Гиппократа связывают дошедшие до наших дней названия четырех темпераментов: сангвинический (преобладает кровь), холерический (желтая желчь), меланхолический (чер­ная желчь), флегматический (слизь).

Для будущей научной психологии этот объяснитель­ный принцип, при всей его наивности, имел очень важ­ное значение (недаром терминология Гиппократа со­хранилась поныне). Во-первых, на передний план вы­двигалась гипотеза, согласно которой бесчисленные различия между людьми можно сгруппировать по не­скольким общим признакам поведения; тем самым за­кладывались начала научной типологии, лежащие в ос­нове современных учений об индивидуальных разли­чиях между людьми. Во-вторых, источник и причину различий Гиппократ искал внутри организма; душевные качества ставились в зависимость от телесных. О роли нервной системы в ту эпоху еще не знали, поэтому типология являлась, говоря нынешним языком гуморальной (от латинского “гумор”—жидкость).

Следует, впрочем, заметить, что в XX веке учены обратились к исследованиям как нервных процессов так и жидких сред организма, его гормонов, теперь и медики, и психологи говорят о единой (нейрогуморальной) регуляции поведения. Если взглянуть на гиппократовы темпераменты с общетеоретических позиций, то можно заметить их слабую сторону (впрочем, она присуща и современным типологиям характеров): организм рассматривался как смесь - в неких пропорциях - различных элементов, однако каким образом эта смесь превращалась в гармоничное целое, оставалось загадкой.

Разгадать ее попытался философ Анаксагор (V в| до н.э.). Он не принял ни гераклидово воззрение на мир как на огненный поток, ни демокритову картину атомных вихрей. Считая природу состоящей из множества мельчайших частиц, он искал в ней начало, благодаря которому из хаоса, из беспорядочного скопления и движения этих частиц возникает организованный космос. Таким началом Анаксагор признал “тончайшую вещь”, которой дал имя “нус” (разум); он полагал, что от того, насколько полно представлен разум в различных телах, зависит их совершенство. “Человек, - говорил Анаксагор, - является самым разумными из животных вследствие того, что имеет руки”. Выходило, что не разум определяет преимущества человека, но его телесная организация определяет высшее психи­ческое качество - разумность.

Принципы, сформулированные Гераклитом, Демо­критом и Анаксагором, создавали главный жизненный принцип будущей системы научного осмысления мира, в том числе и познания психических явлений. Какими бы извилистыми путями ни шло это познание в последующие века, оно подчинялось идеям закона, причинности и организации. Открытые две с половиной тысячи лет назад в Древней Греции объяснительные причины ста­ли на все времена основой объяснения душевных явлений.

Совершенно новую сторону познания этих явлений открыла деятельность философов-софистов (от греческого слова “софия” - “мудрость”). Их интересовала не при­рода, с ее, не зависящими от человека законами, но сам человек, который как гласил афоризм первого софиста Протагора, “есть мера всех вещей”. Впоследствии про­звище “софист” стало применяться к лжемудрецам, выдающим с помощью различных уловок мнимые дока­зательства за истинные. Но в истории психологическо­го познания деятельность софистов открыла новый объ­ект: отношения между людьми, изучаемые с использо­ванием средств, призванных доказать и внушить любое положение независимо от его достоверности.

В связи с этим детальному обсуждению были под­вергнуты приемы логических рассуждений, строение речи, характер отношений между словом, мыслью и воспринимаемыми предметами.

Были оставлены поиски природной “материи” души. На передний план выступило изучение речевой и мы­слительной деятельности с точки зрения ее использо­вания для манипулирования людьми. Их поведение ставилось в зависимость не от материальных причин, как то представлялось прежним философам, вовлек­шим душу в космический круговорот. Теперь она попа­дала в сеть произвольно творимых логико-лингвистических хитросплетений. Из представлений о душе ис­чезали признаки ее подчиненности строгим законам и неотвратимым причинам, действующим в физической природе. Язык и мысль лишены подобной неотвратимо­сти; они полны условностей и зависят от человеческих интересов и пристрастий. Тем самым действия души приобретали зыбкость и неопределенность. Вернуть им прочность и надежность, но коренящиеся не в вечных законах макрокосмоса, а во внутреннем строе самой души, стремился Сократ (V в. до н.э.).

Подбирая определенные вопросы, Сократ помогал собеседнику “родить” ясное и отчетливое знание. Он любил говорить, что продол­жает в области логики и нравственности дело своей матери - повитухи. Уже знакомая нам формула Ге­раклита “познай самого себя” означала у Сократа совсем иное: она направляла мысль не к вселенскому закону (Логосу) в образе космического огня, но к внут­реннему миру субъекта, его убеждениям и ценностям, его умению действовать разумно согласно пониманию лучшего.

Говорили, что Сократ был пионером психотерапии, пытаясь с помощью слова обнажить то, что скрыто за внешними проявлениями работы ума. Во всяком случае, в его методике таились идеи, сы­гравшие через много столетий ключевую роль в пси­хологических исследованиях мышления. Ра­бота мысли ставилась в зависимость от задачи, созда­ющей препятствие для ее привычного течения.

После Сократа, в центре интересов которого была преимущественно умственная деятельность (ее про­дукты и ценности) индивидуального субъекта, понятие о душе наполнилось новым предметным содержанием. Его составляли совершенно особые сущности, которых физическая природа не знает. Мир этих реалий стал сердцевиной философии ученика Сократа -Платона (ко­нец V—первая пол. IV в. до н. э.).

Платон создал в Афинах свой “научно-учебный центр”, названный Академией, у входа в которую было написано: “Не знающий геометрии да не войдет сю­да”. Геометрические фигуры, общие понятия, матема­тические формулы, логические конструкции - все это особые умопостигаемые объекты, наделенные, в отли­чие от калейдоскопа чувственных впечатлений (измен­чивых, ненадежных, у каждого разных), незыбле­мостью и обязательностью для любого индивидуума. Возведя эти объекты в особую действительность, чуж­дую чувственному земному миру, Платон увидел в них сферу вечных идеальных форм, скрытых за небосводом в виде особого нетленного царства идеи.

Все чувственно - воспринимаемое, от неподвижных звезд и до непосредственно ощущаемых предметов, суть лишь затемненные идеи, их несовершенные сла­бые копии. Утверждая принцип первичности сверх­прочных общих идей по отношению ко всему происхо­дящему в тленном телесном, материальном мире, Пла­тон стал родоначальником философии идеализма. Всякое знание, согласно Платону, есть воспоминание. Душа вспоминает (для этого требуются специальные усилия) то, что ей дове­лось созерцать до своего земного рождения.

Опираясь на опыт Сократа, доказавшего нераздель­ность мышления и общения (диалога), Платон сделал следующий шаг. Он под новым углом зрения оценил процесс мышления, не получающий выражения в сократовом, внешнем диалоге. В этом случае, по мнению Платона, его сменяет диалог внутренний: “Душа, раз­мышляя, ничего иного не делает, как разговаривает, спрашивая сама себя, отвечая, утверждая и отрицая”. Феномен, описанный Платоном, известен современной психологии как внутренняя речь, а процесс ее проис­хождения из речи внешней (социальной) получил на­звание интериоризации (от латинского “интериор” — внутренний). У самого Платона нет этих терминов; тем не менее, перед нами теория, прочно вошедшая в со­временное научное знание об умственном устройстве человека.

Дальнейшее развитие понятия о душе шло в на­правлении его дифференциации, выделения различных “частей” и функций души.

Накапливалось огромное количество фактов - срав­нительно-анатомических, зоологических, эмбриологических и других, ставших опытной основой наблюдений и анализа поведения живых существ. Обобщение этих фактов, в первую очередь биологических, стало основой психологического учения Аристотеля и преобразования главных объяснительных принципов психологии: орга­низации, закономерности и причинности.

Уже сам термин “организм” требует рассматривать его под углом зрения организации, то есть упорядочен­ности целого для достижения какой-либо цели или для решения какой-либо задачи. Устройство этого целого” и его работа (функция) нераздельны. “Если бы глаз был живым существом, его душой было бы зрение”, - говорил Аристотель. Душа организма - это его функ­ция, работа. Трактуя организм как систему, Аристотель выделял в нем различные уровни способностей к дея­тельности. Понятие о способности, введенное Аристоте­лем, было важным новшеством, навсегда вошедшим в основной фонд психологических знаний. Оно разделя­ло возможности организма, заложенный в нем психо­логический ресурс и его практическую реализацию. При этом намечалась схема иерархии способностей как функций души: а) вегетативной (она имеется и у ра­стений), б) чувственно-двигательной (у животных и человека), в) разумной (присущая только человеку). Функции души становились уровнями ее развития.

Тем самым в психологию вводилась в качестве важ­нейшего объяснительного принципа идея развития. Функции души располагались в виде “лестницы форм”, где из низшей (и на ее основе) возникает функция бо­лее высокого уровня. Вслед за вегетативной (расти­тельной) функцией формируется способность ощущать, на ее основе развивается способность мыслить. При этом в развитии каждого человека повторяются те ступе­ни, которые прошел за свою историю весь органический мир (впоследствии это было названо биогенетическим законом).

Различие между чувственным восприятием и мыш­лением было одной из первых психологических истин, открытых древними. Аристотель, следуя принципу раз­вития, стремился найти звенья, ведущие от одной ступени к другой. В своих поисках он открыл особую об­ласть психических образов, которые возникают без прямого воздействия предметов на органы чувств. Сейчас эти образы принято называть представлениями памяти и воображения (в терминологии Аристотеля — “фантазии”). Эти образы подчинены открытому Аристотелем механизму ассоциации - связи пред­ставлений. Объясняя развитие характера, он утвер­ждал, что человек становится тем, что он есть, совер­шая те или иные поступки.

Изучение органического мира побудило Аристотеля придать новый смысл основному принципу научного объяснения— принципу причинности (детерминизма). Среди различных типов причинности Аристотель выде­лил особую целевую причину или “то, ради чего совер­шается действие”, ибо, согласно Аристотелю, “природа ничего не делает напрасно”. Конечный результат про­цесса (цель) заранее воздействует на его ход. Психиче­ская жизнь в данный момент зависит не только от прошлого, но и неизбежного будущего (то, что должно произойти, определяется происходящим сейчас).

Итак, Аристотель преобразовал ключевые объясни­тельные принципы психологии: системности (организа­ции), развития, детерминизма. Душа для Аристотеля - это не особая сущность, а способ организации живого тела, представляющего собой систему; душа проходит разные этапы в развитии и способна не только запечат­левать то, что действует на тело в данный момент, но сообразовываться с будущей целью.

Аристотель открыл и изучил множество конкретных психических явлений. Но так называемых “чистых фак­тов” в науке нет. Любой факт по-разному видится в за­висимости от теоретического угла зрения, от тех ка­тегорий и объяснительных схем, которыми вооружен исследователь. Обогатив объяснительные принципы, Аристотель представил совершенно иную сравнительно с предшественниками картину устройства, функций и развития души.

В эллинистический период развития Древней Греции идеализация образа жизни мудреца, отрешенного от игры внешних стихий и благодаря этому способного сохранить свою индивидуальность в непрочном мире, противостоять угрожающим самому существованию по­трясениям, направляла интеллектуальные поиски двух других доминировавших в эллинистический период фи­лософских школ - стоиков и эпикурейцев. Связанные корнями со школами классической Греции, они пере­осмыслили их идейное наследство соответственно духу новой эпохи.

Школа стоиков возникла в IV в. до н. э. и получи­ла свое название по имени того места в Афинах (“стоя”— портик храма), где ее основатель Зенон (не смешивать с софистом Зеноном) проповедовал свое уче­ние. Представляя космос как единое целое, состоящее из бесконечных модификаций огненного воздуха— пневмы, стоики считали человеческую душу одной из таких модификаций.

Под пневмой (в исходном значении слова - вдыхае­мый воздух) первые натурфилософы понимали единое природное, материальное начало, которое пронизывает как внешний физический космос, так и живой организм и пребывающую в нем “псюхе” (т. е. область ощущений, чувств, мыслей). Слияние псюхе и природы приобрело иной смысл. Сама природа спиритуализировалась, наделялась признаками, свойственными разу­му - но не индивидуальному, а сверхиндивидуальному.

Согласно этому учению, мировая пневма идентична мировой душе, “божественному огню”, который являет­ся Логосом или, как считали позднейшие стоики, - судьбой. Счастье человека усматривалось в том, чтобы жить согласно Логосу.

Стоики верили в примат разума, в то, что человек не достигает счастья из-за незнания, в чем оно состоит. Но если прежде существовал образ гармоничной лич­ности, в полноценной жизни которой сливаются разум­ное и чувственное (эмоциональное), то у мыслителей эллинистической эпохи, в обстановке социальных не­взгод, страха, неудовлетворенности, тревоги, отношение к аффектам изменилось.

Стоики объявили аффектам войну, усматривая в них “порчу разума”, поскольку возникают они в ре­зультате “неправильной” деятельности ума.

Эта этико-психологическая доктрина обычно сопря­галась с установкой, которую, говоря современным языком, можно было бы назвать психотерапевтической. Люди испытывали потребность в том, чтобы устоять перед превратностями и драматическими поворотами жизни, лишающими душевного равновесия. Изучение мышления и его отношения к эмоциям имело не абст­рактно-теоретический характер, но соотносилось с ре­альной жизнью, с обучением искусству жить. Все ча­ще к философам обращались для обсуждения и реше­ния личных, нравственных проблем. Из искателей истин они превращались в целителей душ, какими позже стали священники, духовники.

На других космологических началах, но с той же этической ориентацией на поиски счастья и искусства жить, основывалась школа эпикурейцев. В своих представлениях о природе эпикурей­цы опирались на атомизм Демокрита. Однако в проти­вовес демокритову учению о неотвратимости движения атомов по законам, исключающим случайность, Эпикур - предполагал, что эти частицы могут отклоняться от своих закономерных траекторий. Этот вывод имел этико - психологическую подоплеку.

В отличие от версии о “жесткой” причинности, ца­рящей во всем, что совершается в мире (и, стало быть” в душе как разновидности атомов), эпикурейцы допу­скали самопроизвольность, спонтанность изменений, их случайный характер. С одной стороны, такой подход отражал ощущение непредсказуемости человеческого” существования, с другой - признавал возможность са­мопроизвольных отклонений, заложенных в самой при­роде вещей, исключал строгую предопределенность по­ступков, предлагал некую свободу выбора. Иными сло­вами, эпикурейцы считали, что личность способна дей­ствовать на свой страх и риск. Впрочем, слово “страх” здесь можно употребить только метафорически: весь смысл эпикурейского учения заключался в том, чтобы проникшись им, люди спаслись именно от страха.

Этой цели служило и учение об атомах: живое те­ло, как и душа, состоит из движущихся в пустоте ато­мов, которые в момент смерти рассеиваются по общим законам все того же вечного космоса; а раз так, то смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, когда же смерть наступает, то нас уже нет”. Представленная в учении Эпикура кар­тина природы и места человека в ней способствовала достижению безмятежности духа, свободы от страхов, прежде всего, перед смертью и богами (которые, оби­тая между мирами, не вмешиваются в дела людей, ибо это нарушило бы их безмятежное существование).

Как и многие стоики, эпикурейцы размышляли о пу­тях достижения независимости личности от всего внеш­него. Лучший путь они усматривали в самоустранении от всех общественных дел. Именно такое поведение позволит избегнуть огорчений, тревог, отрицательных эмоций и, тем самым, испытать наслаждение, ибо оно есть не что иное, как отсутствие страдания.

Последователем Эпикура в Древнем Риме был Лук­реций (I в. до н.э.). Он критиковал учение стоиков о разлитом в природе в форме пневмы разуме. В дейст­вительности, согласно Лукрецию, существуют только атомы, движущиеся по законам механики; в результате возникает и сам разум. В познании первичными явля­ются ощущения, преобразуемые (наподобие того, “как паук ткет паутину”) в другие образы, ведущие к ра­зуму.

Учение Лукреция (изложенное, кстати, в поэтиче­ской форме), как и концепции мыслителей предшест­вующего, эллинистического периода, было своего рода наставлением в искусстве выжить в водовороте бедст­вий, навсегда избавиться от страхов перед загробным наказанием и потусторонними силами.

В эллинистический период возникли новые центры культуры, где различные течения восточной мысли вза­имодействовали с западной. Среди этих центров выде­лялись созданные в Египте в III в. до н.э. (при цар­ской династии Птолемеев, основанной одним из полко­водцев Александра Македонского) библиотека и музей в Александрии. Музей представлял собой по существу исследовательский институт с лабораториями, помеще­ниями для занятий со студентами. В нем проводились исследования в различных областях знания, в том чис­ле по анатомии и физиологии.

Так, врачи Герофил и Эразистрат, труды которых не сохранились, значительно усовершенствовали технику изучения организма, в частности головного мозга. К числу важнейших сделанных ими открытий относит­ся установление различий между чувствительными и двигательными нервами; через две с лишним тысячи лет это открытие легло в основу важнейшего для фи­зиологии и психологии учения о рефлексах.

Другим великим исследователем душевной жизни в ее связи с телесной был древнеримский врач Гален (II в. н. э.). В труде “О частях человеческого тела” он, опираясь на множество наблюдений и экспериментов и обобщив познания медиков Востока и Запада, в том числе александрийских, описал зависимость жизнедея­тельности целостного организма от нервной системы.

В Новое время, когда сложились реальные социаль­ные основы для самоутверждения субъекта как незави­симой свободной личности, претендующей на уникаль­ность своего психического бытия, рефлексия выступила как основание и главный источник знаний об этом бытии. Такая трактовка содержалась и в первых про­граммах создания психологической науки, имеющей свой собственный предмет, отличающий ее от других наук. Действительно, ни одна наука не занята изуче­нием способности к рефлексии. Конечно, выделяя реф­лексию как одно из направлений деятельности души, Плотин не мог считать индивидуальную душу самодо­статочным источником собственных внутренних обра­зов и действий; душа для него - эманация сверхпрекрасной сферы высшего первоначала всего сущего.

Учение Плотина оказало влияние на Августина (IVV вв.), творчество которого ознаменовало переход от античной традиции к средневековому христианскому мировоззрению. Августин придал трактовке души осо­бый характер: считая душу орудием, которое правит телом, он утверждал, что ее основу образует воля, а не разум. Тем самым он стал основоположником учения, названного позже волюнтаризмом (от лат. “волюнтас”— воля).

По мнению Августина, воля индивида зависит от бо­жественной и действует в двух направлениях: управ­ляет действиями души и обращает ее к себе самой. Все изменения, происходящие с телом, становятся психиче­скими благодаря волевой активности субъекта. Так, из “отпечатков”, которые сохраняют органы чувств, воля создает воспоминания.

Все знание заложено в душе, которая живет и дви­жется в Боге. Оно не приобретается, а извлекается из души опять-таки благодаря направленности воли. Ос­нованием истинности этого знания служит внутренний опыт: душа поворачивается к себе, чтобы постичь с предельной достоверностью собственную деятельность и ее незримые продукты.

Идея о внутреннем опыте, отличном от внешнего, но обладающего высшей истинностью, имела у Августи­на теологический смысл, поскольку предполагалось, что эта истинность даруется Богом. В дальнейшем трак­товка внутреннего опыта, освобожденная от религиозной окраски, слилась с представлением об интроспек­ции как особом, присущем только психологии, методе исследования сознания.

Таким образом, в трудах древнегреческих мыслителей мы находим попытки решения многих проблем, которые и сегодня направляют развитие психологических идей. В их объ­яснениях генезиса и структуры души обнаруживаются три направления поиска тех больших, независимых от индивида сфер, по образу и подобию которых тракто­вался микрокосм индивидуальной - человеческой души.

Первым направлением стало объяснение психики ис­ходя из законов движения и развития материального мира, из идеи об определяющей зависимости душевных проявлений от общего строя вещей, их физической при­роды. (Вопрос о месте психического в материальном мире, поднятый впервые древними мыслителями, до сих пор остается стержневым в психологической тео­рии.)

Только после того, как была осмыслена произвольность жизни души от физического мира, их внутреннее родство, а тем самым - и необходимость изучать пси­хику, психологическая мысль смогла продвинуться к новым рубежам, открывшим своеобразие ее объектов.

Второе направление античной психологии, создан­ное Аристотелем, ориентировалось преимущественно на живую природу; исходной точкой для него служило от­личие свойств органических тел от неорганических. Поскольку психика является формой жизни, выдвиже­ние на передний план психобиологической проблемы было крупным шагом вперед. Это позволило увидеть в психическом не обитающую в теле душу, имеющую про­странственные параметры и способную (по мнению как материалистов, так и идеалистов) покидать организм с которым она внешне связана, а способ организации поведения живых систем.

Третье направление ставило душевную деятельность индивида в зависимость от форм, которые создаются не природой, а человеческой культурой, а именно от понятий, идей, этических ценностей. Эти формы, дейст­вительно играющие огромную роль в структуре и дина­мике психических процессов, были, однако, начиная от пифагорейцев и Платона, отчуждены от материального мира, от реальной истории культуры и общества и представлены в виде особых духовных сущностей, чув­ственно воспринимаемых телом. Это направление придало особую остроту проблеме.

Античные ученые поставили проблемы, веками направляв­шие развитие наук о человеке. Именно они впервые попытались ответить на вопросы, как соотносятся в че­ловеке телесное и духовное, мышление и общение, лич­ностное и социокультурное, мотивационное и интеллек­туальное, разумное и иррациональное и многое иное, присущее человеческому бытию. Античные мудрецы и испытатели природы подняли на невиданную дотоле высоту культуру теоретической мысли, которая, пре­образуя данные опыта, срывала покровы с видимостей здравого смысла и религиозно-мифологических образов.