logo search
Автор и повествователь в поэме Н.В. Гоголя "Мертвые души"

Глава I. Литературоведческие концепции об авторе и повествователе «Мертвых душ»: тождество и разграничения

Величайшее произведение Н.В.Гоголя «Мертвые души» не оставлено без внимания критиков, с тех пор как написано. И не удивительно, ведь каждый согласится, что все в поэме загадочно, начиная названием и заканчивая деталями. Загадочен и сам автор, который время от времени появляется на страницах поэмы и трудно понять, где в поэме автор, а где повествователь. Среди исследователей на проблему разграничения автора и повествователя нет единой точки зрения.

В работах одних исследователей повествователь и авто разделены. Это разные люди, и роль их в тексте разная. В работах других исследователей автор и повествователь не разделяются. Это одно и то же лицо.

Исследователи А.М.Докусов, М.Т.Качурин подходят к различению автора и повествователя через описание их роли в тексте. А.М.Докусов утверждает, что повествователь не только рассказывает о героях, но и оценивает их, передает свои мысли и чувства, навеянные картинами жизни. Повествователь, по его мнению, проявляет себя во всех высказываниях - отступлениях, разбросанных по поэме. Это прежде всего конкретный образ автора поэмы со многими присущими именно ему чертами. А.М.Докусов отмечает, что хотя образ повествователя и близок автору, но их личности не тождественны. Повествователь в поэме - это, в известном смысле, идеальная личность, как ее представляет себе Гоголь, личность, освобожденная от второстепенных чувств, бытовых подробностей.

А.М. Докусов пишет: «Через повествователя дается все, что автору дорого, что он любит, что прошло через его душу». [4, 57] По мнению А.М. Докусова, автор проявляет себя в лирических отступлениях. Он пишет, что в лирических отступлениях, внутренне связанных между собой, выражено то душевное смятение, которое охватывает автора при виде царящего всюду неустройства.

Таким образом, в исследовании А.М.Докусова сделана попытка разделить автора и повествователя. Основное внимание в работе уделено повествователю, который по его мнению, выражает себя во всех высказываниях - отступлениях, разбросанных по поэме. Роль его в тексте - передать все, что дорого автору. Автор, по мнению А.М.Докусова проявляет себя в лирических отступлениях.

Через пространственные отношения Лотман Ю.М. рассматривает позицию автора, героев и читателя в тексте. Лотман Ю.М. в книге «О реализме Гоголя» пишет, что герои, читатель и автор включены в разные типы особого пространства. Герои находятся на земле, горизонт их заслонен предметами, они ничего не знают, кроме практических, житейских соображений, поразительно недальновидных; точка зрения читателя вынесена вверх - он видит широко вокруг, может знать о героях, об их прошлом и будущем, наблюдать нескольких героев одновременно; но читатель, видя всю широту сюжетных связей, не знает морального исхода. Ю.М.Лотман пишет, что это видит автор; автор - человек пути, как всякий пророк проповедует движение в бесконечность. Таким образом, Ю.М.Лотман, рассматривая пространственные отношения, говорит, что автор находится над всеми событиями, Ю.М.Лотман сравнивает его с пророком; герои, в исследовании Лотмана, «приземлены», горизонт их заслонен предметами; точка зрения читателя находится за пределами текста, но он не знает морального исхода, это знает лишь человек пути - автор.

Говоря об особенностях поэмы Гоголя «Мертвые души» С.Машинский в книге «Художественный мир Гоголя» высказывает мысль о том, что Гоголь предсказывал, что некоторые читатели будут недовольны его изображением Чичикова. Недовольны потому, что он глубоко заглянул ему в душу и обнажил его сокровеннейшие мысли, которые обычно человек никому другому не поверяет. Эти читатели были бы рады увидеть Чичикова таким, каким он показался Манилову и всему чиновному городу. С.Машинский отмечает, что эпическое повествование в «Мертвых душах» то и дело прерывается взволнованными лирическими монологами автора, оценивающего поведение персонажа или размышляющего о жизни, об искусстве. С.Машинский утверждает, что подлинным лирическим героем этой книги является сам Гоголь. Мы постоянно слышим его голос. Образ автора как бы непременный участник всех событий, происходящих в поэме. Он незримо присутствует всюду. Он внимательно следит за поведением своих героев и активно воздействует на читателя. «Причем голос автора совершенно лишен дидактики, ибо образ этот воспринимается изнутри, как представитель той же отраженной действительности, что и другие персонажи «Мертвых душ». Образ автора - это именно персонаж, созданный художником, обладающий своим характером и языком, имеющий собственное отношение к жизни, свой сложный духовный и нравственный мир. Этот лирический персонаж придает всему повествованию своеобразную эмоциональную окраску». [5, 357].

Таким образом, в исследовании С.И.Машинского автор и повествователь разделены, хотя прямого указания на это в работе нет. Большое внимание уделяется образу автора. Причем, образ автора - не сам Гоголь, а персонаж, созданный художником, обладающий своим характером и языком, т.е. это не реальное лицо.

Анализирует позицию автора в тексте и В.М.Кривонос в книге «Мертвые души Гоголя и становление новой русской прозы». В.Ш.Кривонос пишет, что автор, изображенный в «Мертвых душах» не тождественен самому Гоголю; он является особой формой выражения позиции художника в тексте, но отнюдь не реальным лицом. В.Ш.Кривонос утверждает, что автор, изображенный в «Мертвых душах» не тождественен самому Гоголю; он является особой формой выражения позиции художника в тексте, но отнюдь не реальным лицом. В.Ш.Кривонос утверждает, что автор в поэме не просто рассказывает об услышанном и увиденном, но прежде всего, творит. Рассматривая биографию персонажей В.Ш.Кривонос говорит, что биографию получает и изображенный Гоголем автор. Отсюда и насыщенность лирических монологов конкретными биографическими сведениями.

Автор статьи подчеркивает, что в лирических монологах раскрываются такие биографические подробности, которые характеризуют бытовое поведение автора, его житейские привычки, отношение к обыденной стороне человеческого существования (еда, сон, одежда и т.п.), но преимущественно интерес сосредоточен на событиях внутренней жизни автора.

В.Ш.Кривонос пишет, что лирические монологи призваны выразить душевную глубину, но эти свойства авторской личности выражаются и в собственно повествовании; и в этом смысле лирические монологи не являются отступлениями от повествования, но составляют с ним единое целое. Внутренний мир автора раскрывается в «Мертвых душах» не только в лирических монологах, духовный опыт обнаруживается и в житейских наблюдениях, и в обобщениях, и в той философичности, которая пронизывает серьезные и иронические замечания автора о тех или иных человеческих характерах, жизненных ситуациях, и общественных правах. Рассматривая сюжет поэмы, В.Ш.Кривонос выделяет в нем изображенный сюжет и сюжет рассказывания (сюжет героя и сюжет автора). Автор не ограничивает свою задачу простой передачей увиденного, но стремится к осмыслению реальности. Поэтому, делает вывод В.Ш.Кривонос, сюжет автора и сюжет героя «разного уровня и объема», они находятся, с одной стороны, в отношении взаимосвязи, с другой - подчинении второго сюжета первому. Сюжет рассказывания утверждает иные нормы, существенные для автора. Следовательно, два сюжета - это две картины мира. Истина, таким образом, не соединяется изначально с авторской позицией, но ищется в повествовании, во взаимодействии автора и героя (сюжета автора и сюжета героя).

Таким образом, исследование В.Ш.Кривоноса посвящено образу автора, который является особой формой выражения художника в тексте и не тождественен Гоголю. По утверждению В.Ш.Кривоноса роль повествователя выполняет автор, но это особенный образ; он не просто рассказывает, он творит.

Исследователь Е.А.Смирнова подходит к различению автора и рассказчика через описание пейзажей в тексте. Она отмечает в книге «Поэма Гоголя «Мертвые души» особенность изображения Гоголем негативных явлений жизни «...как будто откуда-то из глубин текста раздается голос проповедника, обличающего греховность происходящего». [3, 59]

Е.А.Смирнова отмечает, что авторская проповедь обращена к читательской аудитории и направлена против «грехов» повседневных, социально-конкретных. Исследователь пишет, что в символике гоголевских пейзажей заключена целая философия человека. Тот, кто не развивал своих душевных способностей, пренебрег ими, показан «в челюстях ада», извративший же природные добрые качества души неизбежно станет жертвой «грозного» карающего неба. То есть автор, по мнению Смирновой, проявляет себя и через символику пейзажей. Сад Плюшкина символизирует естественную природу человека (за исключением заглохшего участка). Рядом с плюшкинским - другой сад, соседа «ветвь, лишенная своей яркой зелени...», «в двадцать раз грозе является то ночное небо».

Что касается повествователя, то Е.А.Смирнова отмечает, что его голос имеет в поэме множество модификаций - звучит то торжественно, то иронически, то сливается с голосами персонажей.

Таким образом, в данном исследовании Е.А.Смирновой автор и рассказчик разделены. Автор, по ее мнению, проявляет себя через пейзажи, которые имеют символическую направленность. Повествователь - через основное повествование, причем, лирические монологи принадлежат ему и имеют разное звучание.

В.М.Маркович, говоря о символическом подтексте поэмы, говорит, что в последних пяти главах первого тома взаимодополнительные тенденции обобщения, деформации и иносказания все больше приближаются к слиянию, пока в финале не происходит своеобразный смысловой «взрыв», смешивающий и объединяющий их. Его очевидной основой оказывается «лирическая концентрация» (термин Т.И.Сильман) авторского повествования. Именно она, резко усилившаяся в последних главах, делает возможным слияние других родственных ей художественных импульсов. Все формирующие символику финала смысловые переходы (от брички Чичикова и его переживаний к переживаниям русского вообще, далее к уже вполне абстрактной «птице-тройке» и, наконец, к Руси, несущейся по дороге истории «напрямую» не мотивированы ничем, кроме стремительного взлета авторских чувств и вдохновения. Лирические вспышки возникали и в предшествующих главах, но по мере приближения к финалу происходит своеобразное «сгущение» лиризма. Лирические отступления становятся более частыми и напряженными. Меняется их внутреннее обоснование: открыто субъективным мыслям и чувствам автора столь же открыто придаются «мессианская» окраска и универсальность (общенациональная, всечеловеческая и порой даже «сверхчеловеческая»). Все содержание, открывшееся читателю в первом томе, уходит в многозначные «сверхсмыслы» финального аккорда.

Таким образом, по мнению В.М.Марковича, автор проявляет себя в «сверхсмыслах» поэмы и именно лирические отступления автора несут на себе основную смысловую нагрузку.

В статье «Гоголь от циклической к линейной концепции истории» Михаила Строгонова автор и повествователь рассматриваются как одно и то же. Так, исследователь пишет, что, описывая историю Плюшкина, Гоголь скажет, что все, что ни привозили крестьяне Плюшкину, «сваливалось в кладовые, и все становилось гниль и прореха, и сам он обратился наконец в какую-то прореху на человечестве» [2, 4].

Далее М.Строганов продолжает, что описав сделку героев, автор восклицает: «И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек!...»

Таким образом, исследователь не различает автора и повествователя, говоря о нем, как об одном лице.

Ю.Манн в книге «В поисках живой души» анализирует авторскую позицию в тексте, исходя из вечного закона человеческого предназначения. Он пишет, что Гоголю было свойственно ощущение избранности. То, что надлежит сделать, может сделать только он один. Между автором и Русью нет посредников, их связь прямая и кратчайшая. Заключает свои мысли Ю.Манн словами: «Один, может быть, человек нашелся на всей Руси, который именно подумал более всех о самом существенном... И этот человек - творец мертвых душ». [6, 213]

С.Т.Аксаков в книге «Воспоминания современников» пишет о значении творчества Н.В.Гоголя, вспоминая свое знакомство с произведением «Мертвые души», впечатления, полученные после прочтения. Аксаков говорит: «Как можно было создать с таким совершенством все характеры и среди этой пошлой, бесцветной ничтожности отделить всякого такими резкими отличительными чертами. И что за восхитительные места везде, Гед автор говорит сам от себя!» [5, 385]

Здесь речь идет о лирических отступлениях. Таким образом, Аксаков говорит о значении их в тексте и автора в них.

Через духовный аспект в жизни Н.В.Гоголя анализирует творчество писателя В.А.Воропаев. Во вступительной статье к «Духовной прозе» Гоголя, он пишет: «По Гоголю, литература должна выполнять ту же задачу, что и сочинения духовных писателей - вести душу к ее совершенству» [6, 31]. В.А.Воропаев замечает, что узнать Гоголя, попытаться понять можно только лишь познакомившись с его духовными работами. Исследователь гооврит, что нынешнее общественное мнение о Гоголе является навязанным многочисленными статьями, между тем, оценить творчество писателя невозможно вне духовных категорий. В.Воропаев приводит слова Гоголя из его духовных работ.

Таким образом, В.Воропаев говорит о Гоголе как продолжателе святоотеческой традиции.

С.И.Машинский в своей монографии «Мертвые души» Н.В.Гоголя разделяет позиции автора и рассказчика. Исследователь отмечает, что авторская речь в произведении очень емка, она завершает портреты «героев» и устремлена к вершине помещичьего общества. По мнению С.И.Машинского, Гоголь пронизывает своими замечаниями речь рассказчика, т.е. мы слышим голос самого автора.

Машинский отмечает, что в главе о Плюшкине есть такой разговор автора с воображаемым требовательным и недоверчивым читателем. «И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться! И похоже это на правду?» И Гоголь отвечает: «Все похоже на правду, все может статься с человеком». Не случайно поэтому начинается глава о Плюшкине глубоко интимным признанием Гоголя о том, как окружающая его действительность сменила с нем «детский любопытный взгляд», не замечающий скрытой пошлости, на трезвую проницательность и глубокую грусть.

Таким образом, по мнению С.И.Машинского, автор присутствует в тексте как и рассказчик.

Е.В.Вишневецкая в статье «Роль детали в поэме «Мертвые души» анализирует детали в поэме. При этом нужно отметить, что позиции автора и повествователя в работе не разделены. Автор, по мнению исследователя, и ведет повествование и высказывает свои мысли. Он пишет: «Гоголь и смеется над этой бессмысленной, словно ворох старых бумаг, реальностью города NN, и задумывается о ней, приходя к выводам, далеко не утешительным». [8, 13]

П.К.Боголепов в книге «Язык поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души». Для исследователя автор и повествователь - одно лицо. Он говорит, что Гоголь в поэме обстоятельно и последовательно развивает события, он как бы своими глазами наблюдает происходящее, вглядывается во все характерные подробности людей, предметов или явлений и с необычайной меткостью изображает их в поэме. Боголепов замечает, что в начале 2-й главы поэмы Гоголь прямо характеризует себя: «Автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то, что сам человек русский, хочет быть аккуратен, как немец».

Е.Ю.Полтавец в статье «Мертвые души» Н.В.Гоголя: опыт комментированного чтения не разделяет автора и повествователя. Роль повествователя выполняет автор. Он пишет: «Автор сближает в дальнейшем Чичикова с Наполеоном, а в последней главе провозглашает: «Припряжка подлеца!» [ , 80] Но роль автора, как указывает Полтавец, необычная, так как жанр самого произведения необычен. На основе жанра проповеди Гоголь создал небывалый жанр «художественной проповеди».

Руслан Киреев в статье «Гоголь. Талызинский особняк» рассуждает о подробностях жизни и смерти великого писателя. Он пишет, что Гоголь был недоверчивый ни к кому, скрытный, никому не поверял своих тайных помышлений, не делал ничего, чтобы могло выявить глубь души его. Но, замечает Руслан Киреев, Гоголя можно обнаружить с его мыслями, взглядами на жизнь в произведениях. «Гоголь выражал себя в знаменитых лирических отступлениях «Мертвых душ» (сам он именовал их «лирическими порывами), но выражал изнутри, в письмах же смотрел на себя как бы со стороны...».

М.М.Дунаев подходит к разграничению автора и повествователя через утверждение В.Зеньковского, что творчество Гоголя своеобразно своей многоплановостью. Поэтому нельзя выделять проявления лишь одного плана, одного уровня: картина выйдет плоской, лишенной объема.

К работам, в которых автор и повествователь не разделяются, относится исследование Е.С.Смирновой «Поэма Н.В.Гоголя «Мертвые души». В одной из глав она пишет о значении творчества Гоголя: «Гоголь высказывает задушевные мысли о значении своего художественного творчества, о смысле изображения в поэме пошлости, пошлого человека, незаметных мелочей обыденной жизни, разоблачения недостатков, всего подлого и низкого. Он видел свой долг писателя в том, чтобы показать действительную жизнь своей родины. [Кто же как не автор должен сказать святую правду?» - спрашивает он]».

По мнению Е.С.Смирновой, в поэме «Мертвые души» только автор, который одновременно является и повествователем, разоблачая недостатки, всего подлого и низкого.

Не разделяет автора и рассказчика и В.Н.Турбин в книге «Герои Гоголя». В своем исследовании он говорит о бездуховности героев Гоголя. «Грешная земля в поэме Гоголя явлена в ее социальной конкретности: новые герои подвизаются на земле, деловитые, прижимистые, эгоистичные. И на грешной земле, точно в зеркале, отражается происходящее в космосе: люди отвергают духовность, на которую они втайне способны; но какие-то неясные воспоминания тем не менее преследуют их. Тени этих воспоминаний хлопочут, торгуются, пререкаются: какой-то театр теней ярко раскрашенных, массивных, тяжеловесных, но нисколько не подозревающих о том, что они все-таки одноцветные тени».

Нужно заметить, что исследователь даже не употребляет слово повествователь. Автор и повествователь в его работе одно и то же и цель их - раскрыть бездуховность героев.

М.Б.Храпченко в книге «Мертвые души» Н.В.Гоголя, анализируя «сущность» «Мертвых душ» пишет, что повествование о купле и продаже мертвых душ с особой силой обнажало паразитический характер бытия обитателей усадеб, их духовное и нравственное уродство. М.В.Храпченко подчеркивает, что показывая своих героев, Гоголь не ставил перед собой задачу создать сатирические образы, он изображал жизнь в ее реальном облике, в ее истине, и именно это глубокое воплощение жизненной правды выступало как беспощадная сатира. «Писатель ярко подчеркивает, что изображаемые им действующие лица представляют собой не какие-либо уникумы, печальные исключения, а обыденные, широко распространенные характеры, которыми «кишит наша земная, подчас горькая и скушная дорога». [7, 34]

Таким образом, М.Б.Храпченко, раскрывая актуальность произведения «Мертвые души» выделяет автора, который изображает широко-распространенные характеры, но не выделяет повествователя.

Подробнее об актуальности пишет Александр Разумихин в статье «Мертвые души» - опыт современного прочтения». Он говорит, что вопрос, родившийся от приподнятой брови покойного прокурора: «Где выход, где дорога?», будет не менее актуальным, или в его годы. Получается, не зря прокурор и жил, и умер, если по сей день заставляет думать о насущном или о вечном?

А.Разумихин продолжает, что до чего, оказывается, соблазнительно ткнуть пальцем в другого, обозвать его Чичиковым, определить в подлецы и откреститься от него, даже части его в самом себе. Прочитывая поэму исключительно как сатирическое произведение и ставя его в ряд мертвых душ, А.Разумихин убежден, мы уподобляемся гоголевскому добродетельному человеку, наподобие тех, что «нежданно, как из окошка, выглянули в конце...поэмы... Кифы Мокиевича и Мокия Кифовича, «думающих не о том, чтобы не делать дурного, а о том, чтобы только не говорили, что они делают дурное».

А.Разумихин приводит раздумья Гоголя, в которых последний заключает, что «мудр тот, кто не гнушается никаким характером... И еще тайна, почему сей образ предстал в ныне являющийся на свет поэме».

В статье приводится мысль, что можно спорить, в каждом ли из нас есть доля Чичикова. Вместе с тем, нельзя не видеть, что Гоголь Н.В. нисколько не утверждает, будто в нас может быть лишь часть Чичикова. Те, в ком нет этой части, вполне могут иметь в себе часть того же Манилова, или Коробочки, или Ноздрева, или Собакевича, или Плюшкина.

Таким образом, исследователь А.Разумихин утверждает, что образы, проблемы, поднятые с поэме - все актуально, и за значимым этим содержанием стоит образ автора. А.Разумихин не говорит о повествователе, говорит только об авторе.

Говоря об авторе «Мертвых душ» Анри Труайя в статье «Мои Мертвые души» приводит строки из письма Гоголя. «Никто из моих читателей не знал того, что смеясь над моими героями, он смеялся надо мной... Я не любил никогда моих дурных качеств... необыкновенным душевным состоянием я был доведен до того, чтобы передавать их моим героям». [5 ,150]

Заключая свои воспоминания с поэмой Гоголя «Мертвые души» Анри Труайя пишет, что персонажи «Мертвых душ» - точно колония паразитов, впившихся в тело Гоголя. 15 лет он питал их своей кровью, и когда попытался вырвать их из своей плоти, погиб сам.

Таким образом, Анри Труайя говорит об авторе поэмы, связывая содержание произведения с жизнью самого писателя.

Исследователь А.Н.Степанов в книге «Биография писателя» анализирует авторскую позицию в поэме через раскрытие сущности каждого из героев. Они пишет, что вслед за разъезжающим по России Чичиковым автор ведет читателей от одного помещика к другому, и чем дальше, тем все больше и больше раскрываются неприглядные образы крепостников, картины их пошлой жизни и низменные нравы. Отупевший от лени прекраснодушный болтун Манилов, ярмарочный мошенник, лгун и скандалист Ноздрев, дубинноголовая Коробочка, злобный кулак и кровопийца Собакевич, «прореха на человечестве» Плюшкин - вот они, презренные тунеядцы, алчные корыстолюбцы. Страшен и гадок мир этих нравственных уродов.

Таким образом, А.Н.Степанов анализирует авторскую позицию в тексте: вести читателей от одного помещика к другому и раскрывать неприглядные образы крепостников, т.е. автор и повествователь одно и то же.

М.С.Гус в книге «Живая Россия и Мертвые души» приводит цитату Погодина. «Гоголь выстроил длинный коридор, по которому ведет своего читателя вместе с Чичиковым и, отворяя дверь направо и налево, показывает сидящего в каждой комнате урода». [4, 44]

М.С.Гус отмечает, что в «Мертвых душах» герой не только Чичиков, но и сидящий с ним в бричке невидимый «лирический герой», представляющий автора. Их двуединство художественно воспроизводит историческую истину «общего состояния мира», в котором то, что есть «обречено на гибель».

Таким образом, М.С.Тус, с одной стороны, не разделяет автора и повествователя; с другой - разделяет героя - Чичикова и автора, который является «лирическим героем», т.е., по мнению М.С.Гуса, Н.В.Гоголь выступает и как повествователь, и как автор, и как «своеобразный герой поэмы».

Автор и рассказчик - одно лицо и в исследовании И.П.Щеблыкина «Об одной распространенной ошибке в толковании поэмы Н.В.Гоголя». Он пишет, что прямое отождествление гоголевских типов с реальными людьми русской жизни 40-х годов таит в себе грубую ошибку и ведет к искажению поэтической природы гоголевскому таланта. И.П.Щеблыкин обращает внимание, что Гоголь художник, а художник не копирует, а типизирует своих персонажей на основе замеченных в самой жизни, но собранных потом (по кусочкам, по частичкам) признаков каких-либо свойств человеческого характера или (как у Гоголя) нравственного недуга. И поэтому, не существовало именно Манилова, какого нарисовал Гоголь или Ноздрева с Плюшкиным.

«...не уродов казнил он, как правило, уже неисправимых и пропащих, а вскрывал червоточины, которые мелкими долями внедряются обычно незаметно в сердца и души, в общем-то, обыкновенных, а часто и хороших людей»... [1, 5-7]

И.П.Щеблыкин отмечает, что глубинная линия связана с показом процессов духовного омертвления личности. когда она лишается нравственных, завещанных Христом ориентиров или подчиняет себя какой-либо одной, доведенной до крайности, страсти.

Таким образом, по мнению И.П.Щеблыкина, автор и повествовать в одном лице показывает процесс духовного омертвления личности.

Говоря об авторской роли в тексте, И.И.Гарин в книге «Загадочный Гоголь» приводит слова Н.В.Гоголя: «И всего ужаснее, что эти уставившиеся на нас «дряхлые страшилищи с печальными лицами», «дети непросвещения, русские уроды», «взяты из нашей же земли», «из русской действительности, несмотря на всю свою призрачность, они «из того же тела, из которого и мы; они - мы, отраженные в каком-то дьявольском и все-таки правдивом зеркале» [4, 397]

Анализируя замысел поэмы, И.И.Гарин пишет, что ощущая колоссальность своего замысла, Гоголь настоятельно внушал окружавшим мысль о собственном мессианстве, праве нравственного поучения, открытия современникам путей и промыслов Божьих.

«Один, может быть, человек нашелся на всей Руси, который именно подумал более всех о самом существенном...» И этот человек - творец «Мертвых душ». [1, 394]

Ю.В.Манн в книге И.И.Гарина говорит, что сначала Гоголь внушал своим друзьям, что его нужно беречь, как человека, который создает великое произведение, затем прибавилась новая нота: его нужно беречь как человека, вмещающего в себя великую истину, несущего в себе высокое пророческое слово.

Таким образом, в исследовании И.И.Гарина уже есть попытка разграничить автора и рассказчика через их роль в тексте, но прямого указания на это нет.

Таким образом, в работах по проблеме соотношения автора и повествователя в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души» нет единства мнений. Одни исследователи разграничивают автора и повествователя, основывал свое разделение через пространственные отношения, описание пейзажей, анализе лирических отступлений и т.д.

Другие исследователи не разграничивают автора и повествователя. Для них это одно лицо. Исследователи раскрывают образ автора через его роль в тексте, актуальность поэмы.

Следует отметить, что отдельных исследований по данной теме нет, они лишь включены в работы отдельными замечаниями.

Глава II. Гоголь в смысловой концепции автора древнерусского книжника

Поэма Н.В.Гоголя «Мертвые души» является отражением нового миросозерцания писателя. В период написания поэмы Гоголь меняется как человек. В центре всего - дума о Боге. Нужно отметить, что вера для Гоголя - не просто - миросозерцание, в ней он видит и чувствует свое призвание. Гоголь читает творения святых отцов, углубляется в святоотеческую литературу, совершает паломничество к святым местам.

В.А.Воропаев говорит, что Гоголь как бы нащупывает новый для него жанр, приближаясь к традициям святоотеческой литературы.

Как и древнерусский книжник, Гоголь считает свое произведение, данным Богом. Е.С.Смирнова-Чикина приводит слова писателя: «Как будто какая-то неведомая сила руководила мной и строки лились одна за другой...».

Черты древнерусского текста проявляются и в том, что Гоголь хотел в своей книге дать программу «общего добра и установить ясное отношение ко всем трудным вопросам современности - и вместе с тем приобщить к своему пониманию жизни всех тех, кто ищет добра. «...печатаю я книгу вовсе не для удовольствия публики и читателей, а также не для получения славы или денег. Печатаю я ее в твердом убеждении, что книга моя нужна и полезна России, именно в нынешнее время...» [1, 128]. В «Авторской исповеди» Гоголь писал, что человек и душа сделались предметом его наблюдений. В этот период он пишет для своих друзей ряд духовно-нравственных наставлений, или «правил», которыми они должны руководствоваться в повседневной жизни.

«Не пренебрегайте никак этими правилами, они все истекли из душевного опыта, подтверждены святыми примерами, и потому примите их как поведение самого Бога» [1, 8].

Что касается государственности, то для Гоголя государи - люди от Бога. «...слышно, сам Бог строил незримо руками государей» [ , 414]. Гоголь воспевал высшее значение монархии, монарх для него - человек священный.

Как древнерусский книжник выступает Гоголь, осознавая задачу «внутренней миссии», задачу возвращения душ ко Христу. С этим связаны и его мысли об особом призвании России, об особых путях ее. В «Выбранный местах» пишет, что «одна Россия чует приближение иного царствия».

«Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский». [5 , 136] Кроме того, подобно древнерусскому книжнику, Гоголь выступает как пророк: «Непонятной тоской уже загорелась земля; черствее и черствее становится жизнь; все мельчает и возрастает в виду всех один образ скуки. Боже! Страшно и пусто становится в Твоем мире!» [5, 118]

Но на фоне этих безрадостных переживаний росла у Гоголя вера в Россию, в то, что «праздник Светлого Воскресения воспразднуется, как следует, прежде у нас, нежели у других народов...» [5, 119].

Таким образом, Гоголь следует традиции древнерусской литературы. Попробуем проследить эту традицию в поэме «Мертвые души».