1. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ РАССМОТРЕНИЯ ВОЛШЕБНЫХ СКАЗОК

1.1 Миф как прародитель волшебных сказок

Мы редко задумываемся над тем, что стало живой основой литературного творчества. А это было «Слово». Произнесенное, «изреченное» во времена глубокой древности, оно представлялось людям знамением «свыше», знаком «богодухновенности», который следовало удерживать в памяти, передавать потомкам.

Стремление такого рода проявлялось вначале в так называемой синкретической форме -- в культовых песне и танце, отражавшим взаимоотношения человека с обожествляемыми им силами природы. Постепенно, в ходе трудовой деятельности людей, освоения ими определенных природных ресурсов, в таких «действах» из неупорядоченных еще представлений об окружающем мире возникала тенденция более стройного осмысления и очеловечивания его сил -- рождались мифы о богах, хотя и обладавших сверхъестественными возможностями, но весьма похожими по своим устремлениям и поступкам на самих безвестных творцов этих сказаний. Но чем меньше в процессе развития общества становилась зависимость человека от внешнего мира, тем чаще уже он сам представал в эпосе все более сильным, непобедимым -- богатырем. Обычно таким персонажем выступал владыка земной, царь, -- ведь теперь не только силы природы, но и вожди определяли жизнь простых людей. Так возникали мифы о героях, богатырский эпос. Эти мифы сначала запечатлевались при помощи рисунков на камнях, посуде, тканях, а с появлением письменности -- в клинописной форме на глиняных табличках.

Миф рассказывает о событиях, происходящих в пространстве и во времени. В этом повествовании на языке символов выражаются философские и религиозные идеи, передаётся внутреннее состояния человека, и в этом подлинное значение мифа. Миф - не «выдумка», не «пережиток» прошлого. А некий первичный язык описания, в терминах которого человек с древнейших времен моделировал, классифицировал и интерпретировал самого себя, общество, мир.

Еще на ранних этапах истории люди не только заботились о поддержании своего существования, но и стремились сохранить свое племя, свой род. И все, что способствовало воспитанию человека смышленого, сильного, ловкого, становилось содержанием колыбельных песенок, потешек, загадок, сказок... жизненный опыт, накопленные знания об окружающем мире, мудрые выводы из всего этого взрослых в виде своеобразных поучений преподносились детям в простых и доступных их пониманию формах. О том свидетельствует фольклор. Миф - древнейший литературный памятник [Пропп 2010: 48-49].

Ученые считают, что мифы послужили своеобразным источником для развития научных представлений, зарождения философии, литературы, живописи, скульптуры, архитектуры, музыки, театрального искусства. Самые древние сказки обнаруживают сюжетную связь с первобытными мифами. Совершенно очевидно, что миф был предшественником волшебной сказки о браке с заколдованным существом, сбросившим затем звериную оболочку и принявший человеческий облик(сюжет известной всем сказки «Аленький цветочек»), сказки о чудесной жене, которая дарит своему избраннику удачу в делах, охоте и т.д., но покидает его из-за нарушения какого-либо запрета («Царевна-лягушка»). Популярные сказки о детях, попавших во власть злого духа, чудовища, колдуна и спасшихся благодаря находчивости одного из них (Сестрица Аленушка и братец Иванушка), сказки об убийстве могучего змея, дракона (3мея Горыныча, Кощея Бессмертного) воспроизводят мотивы определенных обрядов древних людей.

С течением времени, с развитием человеческого общества дети «присвоили» большую часть этих сказок, мифов, легенд. Возможно, происходило так потому, что детское сознание в чем-то ближе тем наивным и одновременно глубоко мудрым представлениям о человеческой природе, о добре и зле, которые вырабатывали народы в пору своего младенчества и на ранних этапах своей истории

В русской науке нередко употребляется термин «сказки мифологические». Он ведет начало от работ фольклористов первой половины XIX в., например от И. П. Сахарова. За ним следовали П. А. Бессонов, О. Ф. Миллер, собиратель сказок Е. Р. Романов и другие, которые называли волшебные сказки мифологическими.

Что же есть мифологического в русских волшебных сказках? Во-первых, чудеса, которые происходят в сказках по воле персонажей, обладающих волшебными способностями, или по воле чудесных животных, или при помощи волшебных предметов; во-вторых, персонажи фантастического характера, такие, как баба-Яга, кощей, многоглавый змей; в-третьих, олицетворение сил природы, например, в образе морозко, одушевление деревьев (говорящие деревья); в-четвертых, антропоморфизм -- наделение животных человеческими качествами -- разумом и речью (говорящие конь, серый волк).

Но все это лишь следы мифологических представлений, так как «формирование классической формы волшебной сказки завершилось далеко за историческими пределами первобытнообщинного строя, в обществе, гораздо более развитом», -- пишет Е.М. Мелетинский в статье «Миф и сказка» [Черноусова И. П. 2012: 121].

Спорным остается вопрос о прямом происхождении волшебной сказки из мифа. Е.М. Мелетинский считает, что происходила трансформация мифа в сказку. На такой точке зрения стоят многие фольклористы. Но она требует еще достаточного обоснования. Правильно лишь мнение о том, что мифологическое мировоззрение дало основу поэтической форме сказки, создалась поэтическая мифология сказки. Перечисленные выше элементы мифологии, вошедшие в волшебную сказку, приобрели художественные функции.

Важным моментом является то, что сюжеты волшебных сказок, чудеса, о которых в них говорится, имеют жизненные основания. Это, во-первых, отражение особенностей труда и быта людей родового строя, их отношения к природе, часто их бессилие перед ней; во-вторых, отражение особенностей феодального строя, прежде всего раннего феодализма (царь - противник героя, борьба за наследство, получение царства и руки царевны за победу над злыми силами). Характерно, что капиталистические отношения не нашли отражения в волшебных сказках. Очевидно, ее развитие остановилось до формирования капиталистической формации.

Жизненной основой волшебных сказок была и та мечта о власти над природой, которая, по мнению М. Горького, так характерна для них.

В волшебных сказках встречаются иногда лешие, водяные, кикиморы. Они заменили настоящих персонажей чудесного повествования. Так, например, в одном из вариантов сказки «Морозко» вместо всесильного хозяина зимних стихий Мороза представлен леший, который одарил падчерицу всем, чего только могла пожелать крестьянская девушка.

Наделив колдуна и ведьму сверхъестественными способностями, люди в стремлении обезопасить себя от влияния чар и черных колдовских дел обставляли свой быт множеством магических обрядов. Магия - это то же чародейство и то же волшебство, это обряды, связанные с верой в способность человека противодействовать сверхъестественным силам и находить у них поддержку и защиту. Магия желала подчинить человеку волю других людей, покорять животных, природу, а также действовать на воображаемых хозяев, духов и богов. Рождение магических обрядов относится к первобытным временам. Появление обряда в быту стало возможно из-за незнания человеком истинных связей и отношений в реальном мире. Человек зависел от природы. Его скованное сознание искало средств защиты в борьбе со стихиями природы и общественными бедами.

Остатки обрядовой магии точно воспроизводятся в содержании многих волшебных сказок. Есть близость волшебного сказочного действия к магическим отрядам посредством указания на частое совпадение предметов, которые составляли неотъемлемую часть обрядовых действий, с теми предмета, которые наделены в волшебных сказках чудесными свойствами.

Кольцо в сказках наделено чудесным свойством. Сказка о трех царствах говорит о медном, серебряном и золотом кольцах, в каждом из которых заключено особое царство. В сказке о чудесной рубашке кольцо, надетое на палец, обращает героя в коня. Обручальное кольцо, переброшенное с руки на руку, заставляет явиться двенадцати молодцам со словами «Что прикажете?». Герой приказывает: «Перенесите меня вот с этой горы». И молодцы его перенесли. Топор во всех сказках рубит сам. Емеля-дурак говорит топору: «По щучьему веленью, а по моему прошенью, ну-ка, топор, руби-ка дрова, а вы, поленья, сами кладитесь в сани и вяжитесь!» И топор принялся за дело.

Платок в сказках обладает чудесным свойством. Достаточно бросить его или просто махнуть им, как образуется широко разлившееся вокруг озеро и даже море. «Иван-царевич услыхал шум, оглянулся -- вот-вот нагонит сестра; махнул хусточкой, и стало глубокое озеро. Пока ведьма переплыла озеро, Иван-царевич далеко уехал».

Вода, частая принадлежность обрядового действия, в сказках творит чудо за чудом: она возвращает зрение, дает молодость, исцеляет от болезней, оживляет, лишает силы, делает героя сильнее самых страшных чудовищ. Есть и такая вода, которая может обратить человека в зверя, птицу, но есть и другая, которая возвращает людям человеческий облик. Говоря о природе чудесного в сказках, необходимо отметить сохранение и в позднем фантастическом вымысле волшебных сказок некоторых свойств, идущих от магических обрядов. Таковы чудесные «моложавые» яблоки, которые в сказке возвращают человеку юность, силу и здоровье. Можно предположить, что проникновение этого чудесного предмета в волшебное повествование произошло не без влияния обрядово-магических представлений и понятий, живших в народе. До самых последних дореволюционных лет в некоторых русских селах сохранялся свадебный обычай: молодые по возвращении из церкви после венчания ели яблоко [Рафаева 2012: 71].

Съеденное яблоко должно было, по мысли людей, исполнявших этот обряд, обеспечить чадородие и благополучие новой семье.

Итак, исторические корни волшебных сказок уходят в первобытную мифологию. Многие их мотивы связаны с магией, с верой в сверхъестественные связи с животными - тотемизмом. Магическую силу имеют слова и предметы. Много в волшебных сказках и всякого рода превращений: ведь в мифологическом сознании не было строгой границы между человеком и природой.

В чем состоит отличие мифа, как такового, от сказки?

Обычно считают, что различие заключается в том, что, слушая сказку, мы сознаем, что в ней говорится о чем-то недействительном и «сказочном», тогда как миф есть лишь наивная форма научного объяснения, принимаемая совершенно серьезно. В этой характеристике показано различие сказки и мифа в их зрелую пору; правильно выдвигается на первый план различная установка в обоих случаях. Однако было бы ошибкой не замечать именно генетической близости сказки и мифа - и это имеет особое значение для того, чтобы войти в понимание детского мира. Миф и сказка растут из одного корня, взаимно влияют друг на друга, и их различие связано с более определенным сознанием различия мира действительности и мира фантазии.

Волшебная сказка может быть сопоставлена не только с отдельными мифологическими представлениями, но и с ритуалами. Ритуально-мифологический генезис имеют мотивы брака человека с тотемным чудесным животным - существом, временно сбросившим звериную оболочку. Чудесная жена приносит своему избраннику удачу, но покидает его вследствие нарушения запрета - табу ("Царевна-лягушка"). Того же происхождения и сюжет о чудесном муже ("Финист - Ясный сокол"). В таких сказках отражается не только табу, но и обычай брать жену из другого рода - вот почему герой отправляется за своей женой (героиня за своим мужем) за тридевять земель.

Ряд сказочных мотивов и символов (потерянный башмачок, запекание кольца в пирог, ряжение невесты в свиной кожух и т. д.) может быть объяснен древними брачными обычаями и обрядами и тоже имеет ритуально-мифологическую семантику.

Очень важную роль в архаическом обществе играли так называемые переходные обряды, которые связывали индивидуальную судьбу человека с его социальной группой. Главный переходный обряд - инициация (посвящение): юноша, достигший зрелости, переходил в группу взрослых мужчин и получал право жениться. Инициация предполагает символическую временную смерть и возрождение в новом качестве. Обрядовая символика временной смерти в сказках часто выражается в мотиве проглатывания новичка и последующего его выплевывания чудовищем, посещения иного мира и добывания там чудесных предметов. Посвящаемых уводили в лес, где они жили в хижине и подвергались всякого рода испытаниям, порою жестоким. Мотив посвящения юноши вводится во все мифические представления, обряды, ритуалы и приемы племени.

Обряд инициации не только нашел отражение в волшебных сказках, но и стал их композиционным стержнем. В сказках встречаются и лесной дом, и лесной учитель, а также комплекс мифологических представлений, связанных с временной смертью и посещением царства мертвых. В русских сказках это тридевятое царство с его золотой или огненной окраской. Герой непременно должен туда попасть. Продемонстрировав свое магическое умение и достав волшебные предметы, герой возвращается к живым уже в новом качестве: теперь он стал зрелым человеком.

Итак, начальная цель обряда инициации и восходящей к нему волшебной сказки - демонстрация волшебно-героических умений героя. Постепенно тема трансформируется под влиянием свадебного обряда: все эти умения нужны для того, чтобы жениться на прекрасной царевне. Трудные задачи в волшебной сказке почти всегда подаются как свадебные испытания, невеста-царевна - как "плата" за подвиг (эта "плата" часто объявляется в самом начале вместе с трудной задачей), счастливый брак является счастливым концом сказки. Непременное условие формирования жанра волшебной сказки, основанного на вымысле, - отрыв сказки от архаической мифологии и древних ритуалов. Достоверный мифологический рассказ должен был превратиться в поэтическую фикцию. Это происходило постепенно, с уходом древних мифологических представлений. Как замечает Е.М. Мелетинский, превращение собственно мифов в сказки сопровождалось ослаблением веры в истинность мифических событий и развитием сознательной выдумки, потерей этнографической конкретности, заменой мифических героев выдуманными персонажами и мифического времени сказочно-неопределенным, переносом внимания с космоса на социум.

Требовался, однако, особый толчок, который способствовал бы превращению мифа в волшебную сказку. Такой толчок был дан эпохой крушения родового строя. Появились и жертвы этого процесса: социально обездоленные, невинно гонимые. Сказка берет обездоленного под защиту и делает своим героем: это осиротевший юноша ("Кот в сапогах"), падчерица ("Золушка", Морозко"), осиротевшие дети ("Сестрица Аленушка и братец Иванушка") [Афанасьев 2010: 219].

Кроме того, при переходе от родового строя к патриархальной семье в положении социально обездоленного оказался младший брат. Младший брат безупречен с точки зрения родовой морали: он остается в доме родителей как хранитель очага и родовой собственности. Он уважительно относится к старшим, чтит культ предков, защищает родовые начала.

Вокруг новых социально обездоленных героев начинают собираться старые мифологические рассказы о волшебных силах, порожденных мифологическим мышлением. Но теперь эти волшебные силы встают на защиту угнетенного, помогают ему и устанавливают уходящую из жизни справедливость.

Вывод: русский фольклор не мог сохранить в неприкосновенности древнейшие рассказы этой далекой поры. Под воздействием исторических обстоятельств обрядово-магические повествования во многом отошли от своих первоначальных форм. Но народная сказка традиционно сохранила сюжеты, которые, хотя и изменились, приобрели новый смысл, однако изначальным своим происхождением обязаны древнейшим эпохам в развитии фольклора.